Стих на ночь

Кирпичи

Ища сокровищ позабытых
и фараоновых мощей,
ученый в тайниках разрытых
набрел на груду кирпичей,
среди которых был десяток
совсем особенных: они
хранили беглый отпечаток
босой младенческой ступни,
собачьей лапы и копытца
газели. Многое за них
лихому времени простится --
безрукий мрамор, темный стих,
обезображенные фрески...

Как это было? В синем блеске
я вижу красоту песков.
Жара. Полуденное время.
Еще одиннадцать веков
до звездной ночи в Вифлееме.

Кирпичик спит, пока лучи
пекут, работают беззвучно.
Он спит, пока благополучно
на солнце сохнут кирпичи.
Но вот по ним дитя ступает,
отцовский позабыв запрет,
то скачет, то перебегает,
невольный вдавливая след,
меж тем как, вкруг него играя,
собака и газель ручная
пускаются вперегонки.
Внезапно -- окрик, тень руки:
конец летучему веселью.
Дитя с собакой и газелью
скрывается. Все горячей
синеет небо. Сохнут чинно
ряды лиловых кирпичей.

Улыбка вечности невинна.
Мир для слепцов необъясним,
но зрячим все понятно в мире,
и ни одна звезда в эфире,
быть может, не сравнится с ним.

1928 г.

Угу, что-то такое я чувствовал, но сформулировать не мог

Цитата отсюда: http://artchronika.ru/themes/20869/
Сегодняшнее законодательное давление на ЛГБТ опирается на требования усредненной нормы «скромного» поведения, риторику медицинской патологии и националистический конструкт (представление о традиции, погибающей под натиском западных влияний). Эти три идеологемы, замешанные на страхе, лучше всего знакомы нам по истории советской художественной политики. Вспомним, ведь именно требования «скромности» в противовес «трюкачеству, штукарству и оригинальничанью», обвинения в «некритической учебе у буржуазных мастеров», культ «здорового элемента», побеждающего «распад и разложение» отличали сталинские атаки 1930-1950-х годов на «формализм» в искусстве.

Главное, что почти в неизменном виде перешло в наши дни из политического языка тридцатых годов, – это взгляд на идентичность и частную жизнь человека как на явный источник «вредительства» и «пропаганды». Конечно, доктрина слегка облысела. Например, за ненадобностью совершенно утрачены пуританские обвинения врагов в «мещанстве» и уж вовсе вымараны любые намеки на потребности революционных масс. Но сама черно-белая схема, отсылающая к битве советского с антисоветским, сохранилась прекрасно.

Тема государственного надзора и морального контроля в советском изобразительном искусстве все чаще вычеркивается из университетского образования, а в обычных школах отсутствует вовсе. Но замалчивание проблемы только подтверждает ее значимость для сегодняшнего времени и требует внимательнее относиться как к любым законам о морали, так и к изменениям официального понятия о «нормальном».